Умные имеют
держаться вместе!
ZN.UA
ZN.UA Зеркало недели
@zn_ua
Обзор самых важных и актуальных политических, экономических и социально-культурных событий в Украине и за рубежом.
Подписывайтесь!
Читайте @zn_ua
Я уже с ZN.ua
DT.UA продолжает путешествия европейскими оперными форумами. Остановка — Зальцбург. Роллс-ройсы, бриллианты, красные дорожки и билеты по 300-400 евро, — на Зальцбургский фестиваль едут не только высокую культуру, но и высокий статус. И получают.
Уже второй год подряд Salzburger Festspiele руководит немецкий актер, театральный и оперный режиссер Свен-Эрик Бехтольф, что занял должность «временного интенданта» после того, как Зальцбург со скандалом покинул Александр Парейра. Один из лучших оперных менеджеров современности не смог найти общий язык с Попечительским советом фестиваля (что, впрочем, в полной мере удавалось лишь Герберту фон Караян), требуя увеличения бюджета фестиваля до 63 млн евро и получив «всего» 61 млн. Последней каплей стало предложение возглавить миланский Teatro alla Scala, которую Парейра немедленно принял, надеясь в сезоне 2015/2016 совмещать руководство главным фестивалем мира и одним из ведущих оперных театров. Конечно, эта идея вызвала возмущение как в Австрии, так и в Италии, и Парейра выбрал Милан. В 2017 г. интендантом Зальцбургского фестиваля станет австрийский пианист, просветитель, феноменальный программный директор и нынешний интендант знаменитого фестиваля Wiener Festwochen Маркус Хінтерхойзер, который к 2012 г. курировал в Зальцбурге музыкальную программу и сбежал из моцартовского города через неприятие стиля управления все того же Парейры. От інтендантства Свена-Эрика Бехтольфа, ранее отвечавший за зальцбургскую драматическую программу, оперная публика много не ждала: все же Бехтольф больше человек театра, чем музыки. На фестивале 2016 были свои провалы (премьера «Фауста» Гуно в постановке австрийского сценографа, художника по костюмам и режиссера Райнхарда фон дер Таннена, что придумал костюмы для крыс байройтской постановке «Лоэнгрина» Ханса Нойєнфельса 2011 г., которые уже вошли в историю), были и странности (появление в программе «Вестсайдської истории» с легендарной итальянской меццо-сопрано и звездой барочного репертуара Чечілією Бартоли). Но удача все-таки сопутствует Salzburger Festspiele, несмотря на все кадровые потрясения.
Важнейшим событием Зальцбургского фестиваля 2016 г. стала премьера оперы Рихарда Штрауса «Любовь Данаи» в постановке латвийского режиссера Алвіса Херманіса. Сочинение знаковый для Зальцбурга. «Любовь Данаи» относится к трех последних опер Рихарда Штрауса, написанных в нацистский период. Как и другие поздние оперы, это осознанная побег композитора от ужасов реальности в мир гармонии и красоты. Сначала Штраус хотел, чтобы «Даная», закончена в 1940 г., впервые была выполнена только после завершения войны. Но, в связи с запланированными масштабными празднованиями его 80-летнего юбилея, композитор позволил исполнить оперу в 1944 г. на Зальцбургском фестивале, одним из организаторов которого он был. Однако настоящей премьеры тогда не состоялось: через объявления состояния «тотальной войны» театры были закрыты. Кроме того, на то время нацистская верхушка получила приказ прервать любые контакты с Рихардом Штраусом, был директором Музыкальной палаты Третьего рейха (прежде всего через письмо с жесткой критикой режима, адресованный лібретистові Штрауса Штефану Цвайгу и перехвачен гестапо). Юбилейные мероприятия были отменены. Друзьям Штрауса удалось добиться разрешения провести в Зальцбурге открытую генеральную репетицию «Данаи» под управлением Клеменса Крауса. Публика пришла на нее в вечернем наряде, чтобы создать ощущение полноценной премьеры. Были овации стоя. Штраус после спектакля плакал. Премьера «Любовь Данаи» состоялась в Зальцбурге в августе 1952 г., уже после смерти композитора.
На Зальцбургском фестивале Данаю исполнила болгарская сопрано Красіміра Стоянова, и сделала это потрясающе: по-штраусівськи легко, несмотря на техническую сложность партии, и чрезвычайно красиво. Отлично справился с ролью и польский бас-баритон Томаш Конечны (Юпитер). Радует участие в кастинге украинской сопрано и солистки Венской государственной оперы Ольги Бессмертной (Европа), ее прекрасный голос стал даже более гибким, чем прежде, хочется слушать ее в Штраусі еще и еще.
Оркестр Венской филармонии под управлением австрийского дирижера Франца Велзера-Мьоста воспринял эту партитуру слишком по-деловому, а Штраус же невозможен без культа игры. Баланс с солистами тоже не сложился: певцам приходилось, и не всегда успешно, перекрикивать оркестр. Постановка демонстративно пестрая, упор сделан на орнаменталистику и феерию цвета, много узоров, ковров, гротескных тюрбанов на головах и «экзотики» вроде гигантского белого слона и живой белой ослицы. Большой режиссерской идеи в оперу это особо не привнесло, но выглядит эффектно.
Нынешнего года Зальцбург продемонстрировал готовность не только обращаться к собственной истории, но и работать с современной академической музыкой: на фестивале показали оперу «Ангел-истребитель» британского композитора, пианиста и дирижера Томаса Адес в постановке и либретто Тома Кейрнса. Это заказанный проект и копродукция Salzburger Festspiele, лондонской Королевской оперы, нью-йоркской Метрополитен-Опера » и Королевской оперы Копенгагена.
Либретто оперы отталкивается от одноименного сюрреалистического фильма Луиса Бунюэля 1962 г. Великосветская компания после оперного спектакля отправляется на ужин в дом одного из участников вечера. С непояснимих причинам гости в течение двух дней не могут покинуть пределов гостиной, хотя дверь не заперта. За это время каждый из присутствующих раскрывает свои темные стороны, все мечутся от ссор и обид в совместных попыток спастись. В постановке Кейрнса тонко обыгрывается мотив несуществующих препятствий, которые не позволяют гостям покинуть дом: на месте, где должна быть стена с запертой дверью, возникает арка, через которую заключенную в богатой гостиной публику видно с улицы. Очень удачные костюмы: стильные, непривязанные ко времени вечерние наряды главных героев и аккуратно стилизованные под 60-е костюмы массовки. Их автором выступила Хильдегард Бехтлер, что много работает как с оперой, так и с шекспировским репертуаром.
За музыкой «Ангел-истребитель» значительно интереснее, чем шумная и активно инсценировано по всему миру опера Адес «Припудри ей личико», где композитор явно попал в плен музыкальной классики ХХ века. и не смог из него выбраться. «Ангел» свободное от вторичности «Личка», в нем можно говорить о узнаваемую авторскую интонацию. Тема побега, вокруг которой закручен сюжет, находит свое воплощение и на музыкальном уровне: здесь много стремительных восходящих пассажей, которые будто разгоняются в стремлении вырваться за пределы (комнаты, возможностей человеческого голоса). Много вокальных партий, как это часто бывает в Адес, теситурно невероятно сложные, особенно это касается партии Летисії «Валькирии», которую блестяще исполнила американская колоратурна сопрано Одри Луна, что ранее принимала участие в записи оперы Адес «Буря» с оркестром Метрополитен-Опера, награжденного Грэмми. Остальной кастинг тоже очень сильный, все звучали отлично и в ансамблях, и в сольных эпизодах. Своеобразия общему звучанию добавил британский контртенор Йєстін Дэвис (Франсиско де Авила). Оркестр венского радио ORF под управлением самого Адес передал всю палитру состояний этой самобытной музыки.
Зальцбург немыслим без Моцарта, поэтому Свен-Эрик Бехтольф обновил собственную постановку Così fan tutte («Так поступают все») 2013 г. и добавил в программу свою же инсценировку «Дон Жуана» 2014 г. «Дон Жуан» в прочтении Бехтольфа — история банальная: картинный гранд-отель времена диктатуры Франко (этим острота режиссерского замысла кончается, так особо и не начавшись), женщины в кружевном белье всех цветов и видов, мужчины в дорогих костюмах или строгих мундирах, пылкий накачанный красавец Дон Жуан (итальянский бас-баритон Ільдебрандо д’Арканджело) в жилете на голое тело. Сама действие без каких-либо смысловых виражей вяло идет по либретто Да Понте — точнее, по его поверхности. В целом постановка очень в духе Бехтольфа, и, в частности, его инсценировок для Венской государственной оперы: красивая, стильная, без концептуальной глубины, и зрителям-новичкам в театре не страшно, и дирекция довольна кассовыми сборами. Несмотря на скромность постановки, настоящее чудо создал французский дирижер армянского происхождения Ален Альтіноглу, что руководил Венским филармоническим оркестром. Настоящая драма сосредоточилась в музыке. Эскапизм Дон Жуана, его лихорадочное стремление к катастрофы, радость и достоинство, с которыми он встречает Командора и смерть, — в музыке все это было понятно даже с закрытыми глазами. Солисты, к счастью, чаще были на стороне Альтіноглу, а не Бехтольфа: Ільдебрандо д’Арканджело, несмотря на предложенный постановщиком образ категорического мачо, умудрился внести в свою партию намеки на глубину и неоднозначность. Франко-канадский бас Ален Куломб создал впечатляющий музыкальный монумент Командорові: если Дон Жуан — д’Арканджело с появлением Командора проявил стойкость и спокойствие, то зал замер от ужаса. В постановке состоялся зальцбургский дебют украинского баритона, солиста Франкфуртской оперы Юрия Самойлова (Мазетто). Великолепный равномерный тембр, отличное итальянское произношение, хорошие актерские данные помогли певцу создать прекрасный дуэт с изящной и звонкой молдавскими сопрано Валентиной Нафорніце (Церлина).
Еще более традиционалистский вид имела постановка Così fan tutte, при этом выполнена далеко не так ярко: кастинг состоял из хорошо обученных певцов, но не более того. Отдельно можно выделить только немецкий сопрано Юлию Кляйтер в партии Фьорділіджі. Зато оркестр под управлением итальянского клавесиниста и дирижера Оттавио Дантоне показал замечательный пример моцартовского звучания.
Спектакль проходила в зале Felsenreitschule (бывшей школе верховой езды, вырубленной в скале горы Менхсберг) и, по сути, представляла собой semi-staged: декорации условны, их функцию выполняют три полотна на растяжках с изображением нейтральных пейзажей. Остальное же пространство сцены занимают 96 каменных аркад Felsenreitschule, которые тоже задействованы в спектакле, — например, оттуда наблюдают за моцартівськими героями персонажи commedia dell’arte. Сама постановка традиціоналістська, костюмы (Марк Буман) недвусмысленно намекают на моцартовский время, картинка в целом воспроизводит образ, что возникает в головах 99% людей на слова «опера» и «Моцарт». Казалось бы, есть повод заскучать, но зальцбургский контекст заставляет взглянуть на это старомодное одеяние и «спокойную» режиссуру с другого ракурса. Упоминаются «художественная реставрация» и «консервативная революция» одного из организаторов Salzburger Festspiele Хуго фон Гофмансталя. Эту идею впоследствии подхватил другой соорганизатор фестиваля — Рихард Штраус, с которым Гофмансталь сотрудничал как либреттист. Декларируемые Гофмансталем и Штраусом вглядывания в прошлое, его изучения и воспроизведения в рамках современности — это и есть то, что сделал Бехтольф в своей постановке. Такие постановки, как и реконструкции спектаклей Франко Дзеффирелли или Отто Шенка, тоже нужны. Они — как камертон. По ним можно ориентироваться, не окончательно мы, зрители XXI века, обезумели. Может нас еще тронуть что-то, кроме литров крови и насилия на сцене, без которых не обходится, практически, ни одна современная постановка? Или может опера достучаться до нас сама собой, без инъекций адреналина в виде бесконечных приветов лидерам тоталитарных режимов? Можем ли мы слушать Моцарта и слышать при этом Моцарта, смотреть Cosí fan tutte и видеть — о, неужели — «всего лишь» Cosí fan tutte, видеть ясно и на поверхности, без толстого буклета с комментариями о таинственной режиссерскую концепцию? В таких постановках сохраняется место для простых вещей: слез от того, что кого-то предали, смеха от того, что кто-то переоделся в нелепый костюм или поскользнулся и упал. В современном театральном мире, где наше восприятие постоянно разогревается изящными картинами смерти, мировых катаклизмов и вполне реальных ужасов из новостей, такие постановки действительно осуществляют консервативную революцию, как бы говоря нам: «Успокойся. Посмотри, какое прекрасное жизнь. Как идеально легло свет на складку атласного платья и как красиво взлетел пассаж сопрано куда-то в хрусталь театральной люстры». Божественный моцартовский смех звенит, и мы еще имеем шанс его расслышать.
